Новые данные «Левада-центра» (опрос конца апреля) показывают, что общественные настроения как минимум стали менее алармистскими — во всяком случае, они вернулись по уровню спокойствия к показателям лета 2022 года, когда многим казалось, будто боевые действия в Украине не коснутся большинства населения.
По сути, для психологического восстановления после частичной мобилизации основной массе граждан потребовалось полгода. Новости об «электронизации» призыва и мобилизации не сильно сказались на настроениях россиян, однако произошло это, возможно потому, что технологии рекрутирования в армию по-настоящему должны заработать лишь осенью. Пока же режиму выгоднее держать граждан в относительно демобилизованном состоянии — чрезмерная фрустрация нехороша для характера отношения к власти, даже если тот или иной гражданин все еще вяло поддерживает «спецоперацию» и в принципе привык к ней как к фону жизни, к «новой нормальности». Пассивный конформист снова, как и год назад, погружается в зону комфорта, и для власти лучше, если он продолжит пребывать в ней до тех пор, пока не придут сверху новые вводные по поводу того, как себя правильно вести.
Следует учитывать усталость от конфликта, которая сама по себе тоже надоела. А усталость от усталости порождает приспособление к новой реальности — военное противостояние никуда не денется, значит, пора перестать беспокоиться и начинать жить обычной жизнью. Вот даже трафик в торговых центрах начинает восстанавливаться, в местах внутреннего туризма обнаруживается чрезвычайное оживление и тотальный овербукинг, а самолеты в Стамбул и из него радикально переполнены.
Тревожная кнопка
Но вот наступил май, состоялась атака дронов на Кремль, а вслед за ней — проявление дронов в жилых кварталах в столице России. Едва ли они могут вывести из равновесия российского обывателя — пока гром не грянет, ударив молнией прямо в голову, русский мужик не перекрестится. Ничто не может пошатнуть планы пассивного конформиста на лето — возможно, даже на отпуск в Крыму.
Тем не менее, Украина атакой дронов по крайней мере напомнила о себе тем, кто о ней почти забыл. Москвичи лишь в малой степени могут почувствовать, что ощущают жители украинских городов, но и этого достаточно, чтобы немного заставить задуматься над тем, что такое «по небу фигня летала серебристого металла». Если дроны окажутся не изолированным случаем — напоминанием, что боевые действия рядом, уже в столице, а значит, и Владимир Путин не всемогущ, — это действительно может несколько покачнуть общественное мнение в пользу начала мирных переговоров. Хотя существенная часть респондентов и так их хочет, но при сохранении за Россией «новых» территорий, а для иных агрессивных конформистов происходящее может и вовсе стать поводом для более яростной риторики — мол, с Украиной пора кончать самыми жесткими средствами, раз уж дошло до атаки на Москву.
И вот результат: по данным ФОМа, по состоянию на 21 мая, еще до дронов в Москве и Подмосковье, уровень тревожности снова поднялся, и значительно: до декабрьско-январских показателей. И как раз рост дурных предчувствий начался на рубеже апреля-мая. В апреле настроения действительно были вполне благостные: 30 апреля уровень тревожности 42%, а 21 мая — уже 53% (при пике во время частичной мобилизации в 70% в самом начале октября 2022-го).
Кремль достаточно умело чередовал периоды военно-эмоциональной мобилизации и обывательско-пассивной демобилизации, давая возможность обществу сохранять внутренний тревожный огонек, но при этом время от времени расслабляться. Прочно установлен в сознании пассивного большинства и Z-флаг: коллективное «мы» теперь из вертикального состояния («мы» — это люди внизу, «они» — это люди сверху, Путин, олигархи и чиновники со своими дворцам и яхтами) перешло в горизонтальное: «мы» — это россияне на которых напали, постояльцы осажденной крепости со стокгольмским синдромом по отношению к верховному главнокомандующему, «они» — это «коллективный Запад».
Из равновесного состояния эту конструкцию не могут вывести дроны и новости о возможной мобилизации. Однако равновесие это, которое держится на усталости от усталости от конфликта, очень хрупкое. Никто не знает психологических механизмов, которые могут запустить другую усталость — от действующей власти, которая держит всех в фоновом напряжении с переходом на пиковые его скачки с вышибанием предохранителей. А уж ожидания выросшего до масштаба древнегреческого мифа «украинского контрнаступления», но особенно — его последствий для повседневной жизни пассивного конформиста, не могут не провоцировать того тренда, который зафиксирован ФОМом. Общественное спокойствие в этих обстоятельствах — скорее самогипноз на фоне усталости от усталости: не может же быть все так плохо и немного нервно в течение столь длительного времени, может, хватит уже?..
Сатанизация Запада и парадигма «на нас напали, мы защищаемся и вообще спасаем мир от нетрадиционных ценностей», возможно, и работают как оправдание того, что кошмар затянулся и становится неизбежной рутиной. Дикость самого оправдания кошмара, в том числе репрессий внутри страны, которые для обывателя не то чтобы не заметны, но не выводят его из зоны комфорта (наверху виднее, кого и как наказывать), не способна пошатнуть относительный покой обывателя и его убежденность в том, что все делается в целом правильно. В конце концов, приспособиться можно и к жизни внутри антиутопии (ее аналог — пресловутая «задница», в которой мы все начали «обустраиваться»), если от нее все равно некуда деваться. И в этом ключевая проблема того, что мы можем условно назвать «обществом», пределы долготерпения которого никому не известны. Оно остается тревожным, но равнодушным и к тому, что делают с ним, и к тому, что творит машина репрессий с другими согражданами.
Две кикиморы
Как бывает экономика предложения в противовес экономике спроса, так бывает и общество предложения — то, что предлагает ему государство, и порождает спрос. Полная ассоциация себя с государством, приравнивание страны к текущему режиму — лишь отчасти результат спроса на «сильную руку», это по большей части следование настойчивому и безальтернативному предложению, идущему сверху.
Те, кто относятся к высшим слоям послушного общества, надеются просто пережить эти тяжелые времена. Те, кто постарше и умудрены опытом могут даже рассуждать о том, что, мол, 1968-й год (вторжение в ЧССР и политические заморозки) пережили, 1979-й (вторжение в Афганистан, санкции и политические заморозки с маразмизацией политики) прошли, преодолеем и эту турбулентность. Да, с точки зрения вечности такой подход возможен. Однако тогда в России надо жить не просто долго, а очень долго. А хотелось бы нормальной жизни уже сейчас, не в отдаленном будущем, до которого нужно любой ценой дожить, чтобы понять, чем весь этот ужас закончится.
Не лучшая мотивация для жизни после, по сути, состоявшейся гражданской (моральной) смерти. Ибо граждане, составляющие гражданское же общество, находятся в других местах. Их легко узнать по особым приметам и «желтым звездам» на рукаве — те, кому не все равно, сидят в тюрьмах, преследуются по административным и уголовным политическим статьям, метятся как «иностранные агенты» и «национал-предатели», их выгоняют с работы, вычищают из университетов, им, как многим адвокатам, запрещают профессиональную деятельность, на них пишут доносы.
Но вроде бы это именно по ним, а не по тебе, равнодушному, звонит колокол, причем где-то вдалеке, как падающий дрон, но пока не на твою голову. А ты ведешь себя, как две кикиморы из фильма-сказки Александра Роу «Золотые рога» (1972): они готовы согласиться друг с другом в том, что главное — «мы тут совершенно не причем». И можно с облегчением нырнуть в привычное болото.
Это и есть тот слой, на котором держится путинизм. И те технологии аутотренинга, которые могут погасить любую тревожность, даже несмотря на то что режим требует разделения ответственности за происходящее телами и деньгами. И вот здесь ему, режиму, важно не пережать в сверхвовлечении населения в свои эксперименты над миром. А то так можно высушить все болото и потерять пассивную массовую поддержку всех на свете сказочных кикимор.
