Принес ли Германии минувший год начало чего-то нового, или скорее стал концом затянувшейся эры?
Горечь первого года
В декабре исполнился год, как приступила к работе коалиция «светофор» — именно такую комбинацию образуют традиционные цвета партий, вошедших в состав кабинета: СДПГ, СвДП и «Союз 90/Зеленые». Впервые за многие десятилетия она объединила трех, а не двух партнеров, что было обусловлено объективными изменениями в германском обществе и партийно-политической системе, впервые за 16 лет правоцентристы ХДС/ХСС оказались в оппозиции.
Отвага и критика
Название коалиционного договора «Отважиться на больший прогресс» очевидно перекликалось со знаменитым «Отважиться на большую демократию» из первого правительственного заявления канцлера Вилли Брандта в 1969 году, таким образом кабинет Шольца декларировал готовность к обновлению и реализации стратегических преобразований после вынужденного застоя, вызванного пандемией. Речь шла об интенсификации инновационного развития, дигитализации, но прежде всего — о защите климата и ускорении зеленой трансформации экономики; целью провозглашалось создание в стране социально-экологического рыночного хозяйства. Как оказалось, новое правительство ожидали совсем иные испытания, но отвага ему все-таки понадобилась.
Российское вторжение в Украину заставило «светофор» отложить планы модернизации страны и заняться антикризисным управлением. «Мы переживаем смену эпох», — заявил канцлер Шольц (СДПГ) во время уже названного историческим выступления на экстренном заседании бундестага 27 февраля. «Если наш мир изменился, должна измениться и наша политика», — поддержала его министр иностранных дел Анналена Бербок (Союз 90/Зеленые). Действительно, в новых обстоятельствах, требующих большего прагматизма и ответственности, германские политики вынуждены были совершать шаги, плохо вязавшиеся с их привычными амплуа: социал-демократ Шольц выступил за увеличение инвестиций в оборону и безопасность Германии и продлил сроки эксплуатации АЭС, «зеленый» министр экономики Хабек принял решение о возвращении к работе угольных электростанций, а принципиальный противник долгового финансирования либеральный министр финансов Линднер побил рекорд по новым государственным заимствованиям.
Первый год — сложное время для любого кабинета, это период адаптации и борьбы амбиций, которой партнеры порой настолько увлекаются, что представителям бизнеса и общества приходится призывать их наконец отвлечься от политических распрей и заняться проблемами страны. Социал-демократы, зеленые и свободные демократы изначально были далеко не идеальной командой, им предстояло научиться быть равными партнерами, а в условиях войны, инфляции, энергетический кризиса эта задача стала намного труднее. Весь год коалицию сотрясали конфликты, связанные с неспособностью договориться или недостатком профессионализма: министр по делам семьи Анне Шпигель («Союз 90/Зеленые») покинула свой пост из-за неэтичного поведения на предыдущей должности земельного министра во время прошлогоднего наводнения, вице-спикер бундестага Вольфганг Кубики (СвДП) критиковал министра здравоохранения Лаутербаха (СДПГ), Кристиан Линднер (СвДП), будучи членом кабинета, одновременно пытался дистанцироваться от многих решений коллег, а «зеленые» требовали отставки министра обороны Кристине Ламбрехт (СДПГ). В начале 2023 года после целого ряда репутационных ошибок она сама решила оставить должность под давлением общественности. Олаф Шольц подвергался острой критике со стороны «зеленых» и либералов из-за непоследовательности в вопросах поставки вооружений в Украину и отношений с Китаем.
Далеки от идеала
Пожалуй, в наилучшем свете пока предстали «зеленые», которые смогли быть убедительными на ключевых постах министра экономики и иностранных дел. Это подтверждают и итоги выборов в ландтаги четырех федеральных земель, состоявшихся в 2022 году. «Союз 90/Зеленые» вошли в правительства трех из них, везде улучшив свои результаты по сравнению с 2017 годом. Либералы, напротив, заметно сдали позиции, в двух землях не сумев преодолеть пятипроцентный барьер. В целом же проведенные в декабре опросы показали, что две трети немцев не удовлетворены работой коалиции. Незначительная часть опрошенных ассоциирует действующий кабинет с понятиями «прогресс» или «устойчивость», лишь 16,5% со «сменой эпох», но у 62,5% он не вызывает положительных ассоциаций. Действия «зеленых» в правительстве положительно оценивают 28% граждан, 23% находят большим влияние социал-демократов, а свободные демократы получили одобрение лишь 19%.
Если говорить о рейтингах отдельных политиков, то наибольшей популярностью пользуется Анналена Бербок, в первую пятерку тех, с кем по мнению граждан страна будет «в надежных руках», также вошел ее коллега по партии Роберт Хабек, Олаф Шольц оказался на шестом месте. 63% немцев не удовлетворены его работой на посту канцлера.
Да, Шольц хорошо проявил себя в кресле федерального министра финансов в непростой период пандемии, но, во-первых, глава правительства ФРГ — должность совсем иного уровня, во-вторых, заранее было понятно, что нового канцлера, кто бы им ни стал, будут сравнивать с Ангелой Меркель (которую 72% немцев относят к числу наиболее выдающихся канцлеров), и он неизбежно будет уступать ей в опыте и политическом авторитете, и в-третьих, Шольц никак не мог ожидать, что его срок начнется с кризиса такого размаха, с каким не сталкивался ни один из кабинетов Меркель.
На формирование общественного мнения влияют далеко не только конкретные действия политиков, но и их способность преподнести свои решения избирателю. Политическая коммуникация не относится к сильным сторонам канцлера Шольца: он редко выступает и мало объясняет, его речи безэмоциональны. Шольц утверждает, что слова ему заменяют поступки, однако зачастую они остаются неувиденными или непонятыми, поэтому канцлера критикуют за излишнюю немногословность. В этом он невыгодно контрастирует с популярным министром Хабеком, чья прямота импонирует избирателям: он не только заявляет о проблемах, но и предлагает решения, пусть и не самые легкие. Эта неравномерность коммуникации в коалиции мешает построить доверие между правительством и обществом. Исследование Алленсбахского института демоскопии показало, что взрослые немцы 30–59 лет испытывают тревогу и пессимизм, каких не испытывали много лет, даже в первый год пандемии. Свыше половины смотрят в грядущие месяцы с обеспокоенностью, порядка 80% ожидают большей помощи от государства. Гражданам не хватает в «светофоре» единого понятного образа, они хотят видеть в коалиции команду, которая способна не только тушить вспыхивающие очаги кризиса, но и создавать образ будущего.
Несмотря на все противоречия, основа правительства — Шольц, Хабек и Линднер продолжают работать, им предстоит не просто продержаться до конца легислатуры, но от экстренных мер перейти к выработке конструктивной политики порядка — Ordnungspolitik. Пока же на годовщину совместной работы канцлер Шольц преподнес своим коллегам по кабинету шоколад Ampelmann, берлинского «светофорного человечка» — из горького шоколада.
Застенчивый гигант: долгий путь политического взросления
В декабре 2022 исполнилось 70 лет Восточному комитету германской экономики — эта организация была создана по инициативе Людвига Эрхарда в 1952 году с целью возобновления торгово-экономических отношений с Советским Союзом и странами восточного блока.
Экономическая панацея
Задолго до Вилли Брандта и «восточной политики» германский бизнес стремился вновь проложить путь к традиционным рынкам сбыта. Сама Германия всего за несколько лет до этого получила шанс вернуться из небытия благодаря тому, что союзники, в первую очередь, США были заинтересованы в укреплении европейских торговых партнеров и не видели возможности восстановления европейской экономики без восстановления Германии и ее промышленности. Европейская экономическая интеграция, начавшаяся для ФРГ в 1951 году со вступления в Европейское объединение угля и стали, была для нее трамплином для возвращения в мировую политику. Экономические связи и в последующие годы воспринимались в германских правящих кругах как универсальное цементирующее средство и инструмент нормализации отношений.
В 1970-х годах подход «Wandeldurch Handel» («изменения через торговлю») предполагавший, что хозяйственное партнерство с автократическими режимами ведет к постепенной демократизации, стал частью германской внешней политики, к этому моменту ФРГ вновь обрела вес на международной арене, в разгар холодной войны найдя себя в роли посредника и уравновешивающего центра между Западом и Востоком. Сделка «газ-трубы», заключенная ФРГ и СССР в 1970 году, положила начало многолетнему энергетическому сотрудничеству двух стран, которое продолжилось и после крушения соцлагеря.
Несмотря на углубление противоречий между Москвой и Западом после 2007, 2008, 2014 и т. д. Германия продолжала business as usual с Россией во всех сферах, еще не затронутых санкциями. Попытки сохранять отношения объясняются не только прагматизмом бизнеса, заинтересованного в российском рынке и доступном энергетическом сырье, но и убежденностью, что торговое партнерство и поддержание диалога не позволит ситуации выйти из-под контроля. Германские политики и представители деловых кругов продолжали верить в надежность России как поставщика, чему способствовало пророссийское лобби, в том числе Восточный комитет. Однако в Кремле подобное поведение — чем дальше, тем больше — воспринимали как свидетельство безнаказанности, собственной незаменимости, слабости и безответности западных партнеров.
Отношения Германии и России постепенно переставали быть «особыми», пока война наконец не поставила в них точку. Политический истеблишмент ФРГ незамедлительно и однозначно осудил российское вторжение в Украину, и тем не менее, даже сейчас канцлер Шольц подчеркивает важность подготовки к сотрудничеству с «послевоенной Россией». Выступая на юбилее Восточного комитета, он заявил: «Очевидно, что в настоящее время отношения, которые у нас были, сокращаются, сокращаются и сокращаются. Однако той России, которая закончит войну, тем российским гражданам, которые хотят для себя иного будущего, нужен шанс однажды вновь начать экономическую кооперацию. Но только не сейчас. Сейчас мы ужесточаем санкции» (на что российский МИД, как всегда, извратив суть сказанного, со свойственной ему дипломатичностью ответил, что Россия никогда не станет просить ФРГ о возобновлении экономических отношений).
Бегство от призраков прошлого
Однако вера в силу хозяйственных связей как безотказного инструмента международных отношений, заметно пошатнувшаяся после 24 февраля 2022 года, это далеко не единственная особенность внешнеполитического поведения ФРГ, которое сформировалось под влиянием исторической вины, травм и комплексов 20 века. Нельзя забывать, что итогом Второй мировой войны для Германии стала утрата государственности, возвращение которой потребовало полного перерождения: экономической и политической либерализации, демократизации и тяжелой общественной работы, занявшей десятилетия. Все это время ФРГ выстраивала новую внешнеполитическую идентичность на основе сотрудничества, дипломатии и интеграции. Глобальные перемены конца 80-х позволили разделенной нации воссоединиться, страна полностью восстановила свой суверенитет, и «германский вопрос» был окончательно закрыт — лишь в 1990 году.
Объединенной Германии понадобилось время, чтобы осознать себя как нового международного актора в изменившемся мире. Она стала позиционировать себя прежде всего как часть единой Европы, подчеркивая при этом приверженность мультилатерализму и исключая действия Германии в одиночку — о чем, например, в 1999 г. заявлял министр иностранных дел Йошка Фишер (Союз 90/Зеленые). В начале 21 века ФРГ несколько неловко начала конвертировать экономическую мощь во внешнеполитическое влияние, становясь европейским «лидером поневоле», ее роль в мировой политике очевидно возросла. Вместе с тем, осознанно или рефлекторно, Германия по-прежнему стремилась доказать, что не имеет притязаний на гегемонию в Европе, однако ее политические инициативы или попытки выступить в роли блюстителя европейской финансовой дисциплины зачастую воспринимались враждебно, а критики неизменно начинали эксплуатировать германские комплексы, заводя речь об «угрозе четвертого рейха».
Мир «после конца истории» с его свободной торговлей, открытыми рынками и едиными правилами, в котором Германия чувствовала себя уверенно и комфортно, дал трещину в 2014 году. Аннексия Крыма стала для правящих кругов ФРГ большей неожиданностью и потрясением, чем начало полномасштабного вторжения в Украину в 2022. В апреле 2014 немецкий политолог У.Шпек писал, что Германия окажется среди проигравших, если вновь начнет господствовать «право сильного». «Для нее на кону стоит больше, чем для многих других. Германская безопасность, свобода и благополучие зависят от существования политики постмодерна, мира переговоров, компромиссов и договоров. Германии необходим миропорядок, в котором все ключевые игроки уважают основополагающие принципы. В мире, где военная мощь играет решающую роль в борьбе наций за выживание, Германия окажется перед выбором — вновь превратиться в „силовое государство“ (Machtstaat), с которым было покончено в 1945, или стать игрушкой „силовых государств“, утратив суверенитет и дееспособность».
Канцлер Меркель, находясь в той же системе координат, опасалась возврата к Realpolitik. Выступая перед бундестагом в марте 2014 года, она заявила: «Право сильного было противопоставлено силе права, односторонние геополитические интересы поставлены выше договоренностей и кооперации.<…>Время нельзя повернуть вспять. Конфликты интересов в Европе 21 века можно успешно преодолеть только в том случае, если мы не станем следовать образцам 19 и 20 века.<…>Этот конфликт не решить военным путем. Я говорю всем, кто испытывает страх и беспокойство: вариант военных действий для нас исключен». Она добавила, что федеральное правительство будет действовать с помощью трех инструментов: переговоров, помощи и санкций. Теперь, после начала полномасштабной войны, на уже покинувшую свой пост Меркель обрушились обвинения со стороны зарубежных и германских политиков, в том числе ее однопартийцев: она делала ставку лишь на дипломатию и мягкую силу, тогда как была необходима жесткая, она отказала в поставке вооружений украинской армии, она критически относилась к Путину, однако хотела избежать окончательной конфронтации с Россией, она реалистично оценивала Путина, но с сегодняшней точки зрения делала неверные выводы и т. д. В интервью, которое Ангела Меркель дала летом минувшего года, она заявила, что старалась делать все, чтобы избежать катастрофы, и дипломатия не была ошибкой, даже если что-то не удалось. Она не считает, что теперь должна говорить, что поступала неправильно и не собирается за это извиняться. Так или иначе, тогда Меркель предпочла вернуться к политике нормализации и умиротворения, а сырьевая выручка из ФРГ все эти годы продолжала подпитывать и развращать путинский режим.
Новая ответственность
Нарушение норм международного права и начало военных действий в Европе стали для Германии очередным и очень значительным поводом переосмыслить свою роль на международной арене и перейти к более зрелой внешней политике, приняв свое лидерство и сопряженную с ним ответственность. Однако эта тема широко обсуждалась еще до начала российской аннексии Крыма, в частности, на 50-й Мюнхенской конференции по безопасности, начавшейся с резонансной речи федерального президента Й.Гаука. Он отметил, что за 60 лет демократии и стабильности Германия заслужила доверие соседей и партнеров, и настало время перестать маскировать свою пассивность и отстраненность исторической виной и оставить позади «страх перед самими собой» (Selbstangst). Страна должна брать на себя международную ответственность, соответствующую ее весу, быть готовой делать больше для безопасности, которую для нее десятилетиями обеспечивали другие. Чтобы быть надежным партнером в ЕС и НАТО, Германия должна реагировать быстрее, решительнее и масштабнее. Гаук отметил, что при необходимости это должно касаться и военного участия. Несмотря на взвешенную риторику президента, ряд немецких политиков раскритиковали его за «милитаризацию германской внешней политики», заявив, что «президент Гаук имеет право выражать личную позицию, однако он не определяет политику страны» и «Германии нельзя дать вовлечь себя в новую войну».
Действительно, тема военной активности и поставки вооружений была и остается одной из самых болезненных и табуированных для Германии. После 1990 года ФРГ начала участвовать в вооруженных конфликтах, однако избирательно, зачастую ограничивая свой вклад финансовой поддержкой и вызывая недовольство партнеров своей непоследовательностью. Еще в январе 2022 года после визита в Украину, к границе которой были стянуты российские войска, министр иностранных дел Бербок заявляла, что Германия не станет поставлять Киеву оружие «из-за своей исторической ответственности», в начале февраля исключал поставку и канцлер Шольц: «Федеральное правительство много лет придерживается четкого курса не поставлять оружие в зоны конфликтов, и мы не станем поставлять летальное оружие в Украину».
Начало российского военного вторжения кардинально изменило позиции канцлера Шольца и министра Бербок, не вызвав при этом долгого замешательства и оцепенения, как это было весной 2014 года. Реакция не заставила себя ждать: на экстренном заседании бундестага Олаф Шольц заявил, что «Германия будет поставлять оружие Украине для защиты страны. На агрессию Путина не может быть другого ответа» и выразил готовность «вместе с нашими союзниками защищать каждый квадратный метр территории НАТО», Анналена Бербок подтвердила, что помимо экономической и гуманитарной помощи ФРГ окажет Украине поддержку военной техникой и оружием. Вдвойне удивительно было слышать эти заявления из уст политиков, принадлежащих к самым пацифистским партиям ФРГ. «Возможно, сегодня Германия расстается с особенной и уникальной сдержанностью во внешней политике и политике безопасности», — добавила Бербок. Да, «культура сдержанности» — одна из основ послевоенной германской внешней политики — осталась в прошлом, и страна сделала шаг на новый уровень политического взросления.
Впрочем, такая трансформация не происходит в одночасье, и решения о поставках вооружений на протяжении всего года давались федеральному правительству непросто, что стало причиной внутриполитических дискуссий и критики со стороны Украины и европейских партнеров. Германия предоставила Киеву гранатометы, зенитные ракеты, пулеметы, транспорт и защитное снаряжение, однако камнем преткновения стали поставки тяжелого вооружения. Еще в июне 2022 года немецкий производитель Rheinmetall заявил о готовности экспортировать в Украину 100 БМП Marder, однако коалиция согласовала поставку только в начале января. Спекуляции с российской стороны не заставили себя ждать: посольство в Берлине заявило, что Германия «вновь перешла моральную границу» и напомнило об исторической ответственности Германии за преступления нацистов против русских во время Второй мировой войны. Такие упреки при всей их вульгарности по-прежнему могут восприниматься болезненно, тем более что и в самой Германии критики действующего правительства утверждают, что оно «не представляет интересы немецких граждан», если безответственно допускает, чтобы «немецкие танки снова стреляли в русских». Их оппоненты считают это морализаторством, в то время как «действительно аморально не помогать беззащитным людям, когда имеешь такую возможность». В любом случае, речь больше не идет о компромиссах и попытках умиротворения. Кристоф Хойсген, бывший внешнеполитический советник Ангелы Меркель и председатель Мюнхенской конференции по безопасности заявил, что «единственный язык, который понимает российский режим — это язык жестокости», выразив надежду, что вскоре будет согласована поставка танков Leopard-2, однако сделать это сразу после одобрения отправки в Украину БМП оказалось для Германии непосильной задачей и потребовало больше времени. Тем не менее, совокупная стоимость германского экспорта вооружений в Украину за 2022 год составила 2,25 млрд евро.
Прощание с иллюзиями
Кризис германской идентичности и необходимость переосмысления принадлежности ФРГ к Западу или Востоку стали предметом дискуссий еще в 2014 году после обострения отношений с Москвой, кажется, теперь федеральное правительство наконец сделало свой выбор. Однако ситуация осложняется тем, что Восток и Запад сосуществуют внутри самой Германии: несмотря на то, что Берлинская стена пала в 1989 году, т. н. Mauer in den Köpfen («стена в головах») — различия в политической культуре и воззрениях западных и восточных немцев сохраняются до сих пор. Этот раскол в очередной раз проявился в оценках войны в Украине и ее последствий для Германии. Так, 40% опрошенных в восточных землях полагают, что военная поддержка Украины чрезмерна, 29% — что она адекватна, 19% — что недостаточна, в то время как в старых землях 44% считают ее адекватной, а 27% — недостаточной. 34% восточных немцев считают санкции против России чрезмерными, 32% даже могут представить себе их полное снятие, тогда как на Западе 38% находят санкции адекватными, а 37% — недостаточными. 65% опрошенных на Востоке считают, что поставки газа по газопроводу «Северный поток — 2» должны возобновиться (на Западе — 35%). При этом в качестве альтернативы российскому топливу опрошенные в новых землях предпочитают уголь, в старых — солнечную и ветроэнергетику.
Концептуальные изменения германской внешней политики, произошедшие в 2022 году, коснулись далеко не только отношений с Россией. Уроки, которые Германия (кажется) вынесла из затянувшейся энергетической зависимости от Москвы, заставили трезво взглянуть на другие возможные угрозы, в частности, пересмотреть политику в отношении Китая. В коалиционном договоре «светофора» были зафиксированы намерения подготовить «китайскую стратегию» и национальную стратегию безопасности, которую правительство обещало представить в первый год легислатуры, однако в изменившихся обстоятельствах реализация этих планов заметно усложнилась. По словам члена внешнеполитического комитета бундестага Р. Кизеветтера (ХДС), «необходимо избавиться от трех немецких иллюзий — это дешевая безопасность из США, дешевое производство в Китае и дешевая энергия из России». Перед Германией стоит принципиально новая для нее задача: осознать и артикулировать свои национальные интересы, сформулировать всеобъемлющую стратегию безопасности, выходящую за рамки чисто экономических соображений или «Белой книги» министерства обороны. Кроме того, это потребует весьма непростого согласования позиций центра и федеральных земель, министерств и ведомства канцлера, которые пока далеки от единой стратегии, поэтому завершить подготовку документа к началу Мюнхенской конференции по безопасности, как изначально планировалось, вряд ли получится.
Экономика в поисках новых опор
События 2022 года повлекли за собой целый ряд последствий для германской экономики. Это больше, чем циклический спад или кризис, вызванный глобальными дисбалансами или недавней пандемией. Можно с уверенностью констатировать, что ситуация изменилась очень надолго, возможно — навсегда. ФРГ утратила или осознанно отказалась от преимуществ, которые на протяжении многих лет были важными составляющим ее конкурентоспособности. Речь идет об импорте ископаемого сырья из России, на который во многом опиралась крупнейшая экономика Европы, и о сотрудничестве с ключевым торгово-экономическим партнером — Китаем, масштабы которого Германия намерена сокращать. В обоих случаях экономическая выгода всегда соседствовала с потенциальными угрозами безопасности и этическими противоречиями, однако в угоду интересам крупного бизнеса на это предпочитали закрывать глаза, а зависимость крепла.
Восточная зависимость
Трансформация партнерства с Китаем — это пока в большей степени решение, чем данность, и не до конца понятно, как она будет осуществляться. Коалиция хочет ослабить связь с авторитарным государством, чтобы не допустить повторения российского сценария, но, кроме этого, пытается поступать более принципиально и последовательно, не только декларируя важность прав человека, но и адекватно реагируя на их грубое нарушение. На протяжении последних шести лет Китай оставался важнейшим торговым партнером Германии, доля продаж ряда крупнейших германских концернов, которая приходится на китайский рынок, превышает 40%, там размещены сотни их дочерних предприятий. Зарубежные заказы — драйвер экспортоориентированной экономики ФРГ, и разрыв с крупнейшим партнером был бы губителен для нее, особенно на фоне потери поставщика доступных энергоресурсов. Кроме того, Германия импортирует из Китая сырье, играющее решающую роль в осуществлении низкоуглеродного перехода — металлов, необходимых для производства электромоторов, ветряков, фотовольтаических батарей. Очевидно, что речь не идет о немедленном прекращении сотрудничества с Китаем, особенно учитывая обеспокоенность заинтересованного бизнеса, но даже он признает проблему чрезмерной односторонней зависимости, от которой нужно постепенно избавляться. Уже сейчас Германия начинает поиски новых партнеров в Юго-Восточной Азии, выстраивает альтернативные цепочки поставок и создает стимулы для того, чтобы бизнес диверсифицировал свои зарубежные инвестиции, не зацикливаясь на китайском рынке. Кроме того, федеральное правительство продолжит добиваться отмены дискриминационных стандартов для зарубежных компаний (в чем неизменно терпело фиаско на протяжении минувших 15 лет), о чем, в частности, упомянул Олаф Шольц в своей очередной программной статье «Глобальная смена эпох», опубликованной в журнале GlobalAffairs: «Взаимодействуя с европейскими партнерами, Германия будет и дальше требовать равных конкурентных условий для европейских и китайских компаний».
Жизнь без российского газа: ничего невозможного
Трудно предположить, что окончательный разрыв с Россией стал для Германии и Европы в целом полной неожиданностью, и дискуссии о необходимости диверсификации поставок энергоресурсов продолжались как минимум последние восемь лет, однако реальная замена российскому топливу так и не была найдена. В результате еще в 2021 доля России в германском импорте газа составляла 55%, каменного угля — 50% и нефти — 34%. Да, за это время в Германии в разы увеличилась доля ВИЭ в производстве электроэнергии, однако возобновляемая энергетика все еще не способна стать полноценной альтернативой нефти и газу для энергоемкого хозяйства ФРГ; кроме того, федеральное правительство осталось верно решению отказаться от ядерной энергетики, за что сейчас подвергается критике со стороны многих европейских партнеров и представителей бизнеса.
Даже после начала вторжения в Украину правящая коалиция не спешила отказываться от российского газа, опасаясь, что немедленное энергетическое эмбарго нанесет непоправимый ущерб экономике. Однако сокращение, а затем прекращение поставок трубопроводного газа из России на фоне высоких цен на топливо заставили признать неизбежность энергетического кризиса и начать действовать.
Во-первых, в июне в Германии стартовала кампания по экономии энергии для домохозяйств и предприятий, которая продлится до 2025 года. Она имела существенный эффект, но основная доля экономии была обеспечена индустрией, что стоило ряду отраслей сокращения производства.
Во-вторых, Германия, до начала войны не обладавшая инфраструктурой для приема танкеров, перевозящих сжиженный природный газ, приступила к строительству СПГ-терминалов, один из которых был введен в эксплуатацию еще до конца 2022 года.
В-третьих, были увеличены до возможных пределов закупки из Норвегии, Нидерландов и Бельгии, а также заключен договор на поставку СПГ с Катаром.
В-четвертых, федеральное правительство приняло решение о продлении сроков работы трех последних АЭС до середины апреля 2023 года и возобновлении эксплуатации угольных электростанций. Все эти меры позволили Германии уже к началу ноября заполнить газохранилища на 100%.
Одним из негативных последствий этих экстренных действий, в первую очередь, возвращения к углю и нефти как заменителям российского газа, стал рост эмиссии CO2, которая вновь превысила целевые показатели. Весьма амбициозная германская стратегия декарбонизации предполагает снижение выбросов на 65% (относительно уровня 1990 г.) к 2030 году, и последние исследования указывают на то, что Германия не сможет достичь климатических целей без существенного сокращения показателей эмиссии. Несмотря на то, что обеспечение энергетической безопасности вступило в противоречие с планами по достижению углеродной нейтральности, федеральное правительство не намерено от них отказываться. Дальнейшее, более интенсивное развитие возобновляемой энергетики — это тоже решение проблемы энергообеспечения в будущем, но чтобы достичь поставленных целей в этой сфере, начиная с 2023 г. Германии придется в три раза увеличить ежегодный прирост новых установленных мощностей солнечных и ветроэлектростанций, что представляется непростой задачей.
Помощь в долг
Правительство попыталось смягчить последствия существенного подорожания газа и электроэнергии для домохозяйств и предприятий, задействовав специальные компенсационные механизмы, для этих нужд было выделено 200 млрд евро. EC осудил не согласованные с партнерами меры поддержки экономики, и в первую очередь — промышленности, нарушающие правила справедливой конкуренции. Но главное — этот пакет финансовой помощи потребовал новых государственных заимствований, составивших 150 млрд евро.
Это меньше рекордно высокого значения 2021 года, когда государство вынуждено было взять в долг 215 млрд для преодоления последствия корона-кризиса, да и в самих заимствованиях нет ничего катастрофического, однако проблема состоит не в этом. В 2009 г. в Основном законе ФРГ был закреплен механизм т. н. «долгового тормоза» для обеспечения бездефицитности бюджета без новых долгов и кредитов, благодаря чему в 2014 г. впервые за 45 лет удалось достичь профицита бюджета, а затем поддерживать положительное сальдо на протяжении шести лет. В 2020 году действие механизма было приостановлено, чтобы адекватно профинансировать программы поддержки экономики в период пандемии. Министр финансов Линднер настоял на том, чтобы правила «долгового тормоза» были возвращены в 2023 г., что плохо вяжется с размером нового долга. Дело в том, что упомянутые 200 млрд и еще 100 млрд, выделенные на нужды бундесвера, были выведены в специальные фонды, или «дополнительный бюджет», в результате чего сложилась парадоксальная ситуация: формальный дефицит бюджета вписывается в рамки строгого «долгового тормоза», однако реальный дефицит составляет 3,4% ВВП, поэтому в 2023 г. Германия выйдет за рамки маастрихтских критериев. Подобное лукавство и использование теневого бюджета делает государственные финансы непрозрачными, что затрудняет последовательную финансовую политику на европейском уровне, кроме того, «долговой тормоз» ограничивает возможности инвестирования в наиболее важные проекты, связанные с дигитализацией и зеленой трансформацией, что заставляет задуматься о целесообразности дальнейшего поддержания видимости сбалансированного бюджета как идефикс.
Промышленность под угрозой?
Тем временем, германские предприятия не в восторге от государственной поддержки, которая не учитывает, у каких поставщиков они закупают газ, какова их энергоемкость, как они перенесли годы пандемии, и как колеблется цена на газ. В минувшем году в деловых кругах все чаще звучало страшное для Германии слово «деиндустриализация», и проблема не ограничивается стоимостью энергии.
Рост энергетических издержек ведет к повышению себестоимости товаров и снижению конкурентоспособности, компании все чаще предпочитают переносить производство за рубеж, что постепенно ведет к утрате больших звеньев цепочек стоимости в стране и потере рабочих мест. Кроме того, на фоне снижения налогов во многих странах, в Германии сохраняется высокая налоговая нагрузка на бизнес, налоги и сборы составляют существенную часть стоимости электроэнергии. Опасения германской промышленности связаны и с принятым в США законом о снижении инфляции, который предполагает предоставление субсидий и налоговых льгот для развития технологий защиты климата, зеленой энергетики и электромобильности. Германия по-прежнему испытывает трудности, связанные с забюрократизированностью процессов создания и ведения бизнеса и чрезмерной защитой информации, которая отпугивает зарубежных инвесторов, затрудняет работу с большими данными и развитие технологий ИИ. Наконец, остро стоит проблема нехватки высококвалифицированных кадров, необходимых для развития инновационной экономики, но планы правительства по упрощению въезда и натурализации квалифицированных иностранных специалистов реализуются слишком медленно.
Пессимистичные прогнозы минувшего года не сбылись: цены на газ упали, инфляция снизилась, теплая зима позволила минимизировать расходы топлива, и германские ПХГ по состоянию на 23 января были заполнены на 86%, рост экономики в 2022 году составил 1,9%. Федеральное правительство повысило прогноз на 2023 г. и ожидает увеличения ВВП на 0,2%, смелый предварительный прогноз на 2024 г. — +1,8%. Тем не менее, это скорее временная удача, обусловленная благоприятными обстоятельствами. Несмотря на то, что дефицита газа удалось избежать, экономические проблемы, связанные с высокой стоимостью энергии, в том числе негативные последствия для индустрии, могут сохраниться надолго. Министр Хабек заявил, что 2023 год пройдет под знаком промышленной политики, цель которой — «поворот к климатически нейтральной цифровой экономике».
Однако коалиция не сможет обойтись лозунгами: тучные годы прошли, оживления мировой торговли не предвидится, и Германии предстоит адаптироваться к изменившейся реальности и серьезно трансформировать свою бизнес-модель для сохранения конкурентных позиций.
